Духовная культура средневековой Руси - А. И. Клибанов

В этих словах Зиновия мы видим указания на самую суть правовых воззрений Шишкина, не отделявшего человеческих поступков от личности преступившего, а наоборот, принимавшего во внимание при рассуждении тех или иных дел совокупность индивидуальных обстоятельств и особенностей.

Взгляды Шишкина были прогрессивными, но не являлись исключением по отношению к общественно–правовым идеям публицистов его времени. Во–первых, круг применения Шишкиным своих взглядов следует, по–видимому, ограничить областью гражданских дел. Что же касается уголовных дел, «лихих дел», непосредственно угрожавших феодально–государ- ственным интересам, то расхождения между взглядами Зиновия и Шишкина в этой сфере вряд ли были велики. «Послание» имеет в виду судебную политику Шишкина в гражданских делах и вопрос об уголовном судопроизводстве обходит. Уже сразу по прибытии в Новгород Шишкин дал почувствовать волновавшемуся населению «крепость» государственного закона, что выразительно отмечено летописцем.

Во–вторых, под «милостью» Шишкина, против которой так энергично протестует Зиновий, не следует понимать судейскую сентиментальность и благодушие. Просто Шишкин понимал и применял закон не формально, а в соответствии с его духом, может быть, и более свободно, чем этого хотели и сами законодатели.

Следование Шишкиным духу, а не только букве закона, который и сам по себе не удовлетворял Зиновия, — вот что претило его абстрактно–формальному мировоззрению, тем более что великокняжеский дьяк на этом же законном основании вторгался в материально–имущественные интересы церкви и ее привилегии.

Мировоззрение Шишкина, поскольку оно определяется из полемики с ним и по сохранившимся фактам его деятельности, заслуживает внимания еще в одном отношении: оно показательно как пример, свидетельствующий о своевременности, об органической связи с жизнью вопросов, которые волновали русскую публицистику в первой половине XVI в.

В данном случае имеется в виду публицистика Федора Ивановича Карпова. Понимание законов, долженствующих быть, идеального Государства Правды в главном близко к тому, что отличало понимание законов дьяком Шишкиным. Очень трудно допустить, что подобно Карпову обращался к социальным и политическим теориям античности и Шишкин. Он не принадлежал ни к числу выдающихся политических деятелей своего времени, ни к числу его идеологов. Он был незаурядным, но все же провинциальным великокняжеским дьяком.

НА ПЕРЕЛОМЕ КУЛЬТУРНЫХ ЭПОХ (Вместо заключения)

В течение середины второй половины XVI — первой трети XVII в. осуществился поворот от культуры Древней Руси к культуре России Нового времени.

В обновляющем культурном процессе выявляются и элементы культуры Возрождения, даже в ее итальянском варианте, но ни в каком варианте Возрождения русская культура Нового времени подобий не имела. Она отличалась «лица необщим выраженьем» и вместе с тем была восточноевропейским театром культуры Нового времени.

Охарактеризуем беглыми штрихами культурные явления России XVI в., большая часть которых относится к хрестоматийным примерам.

Первостепенное значение для хода культурных процессов имело развитие городов. Сначала скажем о стольном граде Москве. Она была и в XVI в. преимущественно деревянной, но по облику своему выделялась среди других городов западноевропейского и восточноевропейского средневековья. Мы имеем в виду сложившуюся к исходу XVI в. радиально–кольцевую систему города, имевшую в центре величественный ансамбль Кремля. По крайней мере о Кремлевском ансамбле мы можем говорить и как о решенной задаче не просто архитектурного значения, но об осуществленной градостроительной задаче. Не была Москва и сплошь деревянной, что относится не только к культовым зданиям, но, и это симптоматично для новых социальных и культурных веяний, и к сооружениям гражданского назначения, в том числе жилым строениям. Летописные известия о московских каменных палатах богатейших купцов и знатных бояр в конце XV в. пополнены наблюдениями современного русского историка жилого каменного зодчества в России А. А. Тица[648].

Показательно само по себе и создание в конце XVI в. Приказа каменных дел, ведавшего каменным строительством в государственном масштабе, сразу проявившего себя, но широко развернувшего свою деятельность уже в начале XVII в. Ареал распространения каменного жилищного строительства в XVI — начале XVII в. включает в себя Новгород, Псков, Рязань, Ростов, Углич, Ярославль, ряд других населенных пунктов. Что касается московских культовых зданий, построенных в XVI в., то обращает на себя внимание тот факт, что они мало были приспособлены для отправления культовых действий, как, например, знаменитая церковь Вознесения в Коломенском; это — архитектурные монументы, мемориальные памятники в честь выдающихся исторических событий; таков среди прочих храм Василия Блаженного, увековечивший победу России над Казанским ханстввм — одним из преемников Золотой Орды.

Новые культовые здания в Москве выступают в социально- эстетической функции мемориальных сооружений, и это должно быть отмечено и как явление культурного прогресса, и как факт, благоприятствовавший творческому содружеству русских мастеров–зодчих с их итальянскими коллегами, представлявшими в XV‑XVI вв. в Москве архитектуру Возрождения. Мы прежде всего имеем в виду Аристотеля Фиораванти, Марко Руффо, Пьетро Солари. Дело даже не в том, что в наружной декорации, например, Архангельского собора, построенного архитектором Алевизом Новым, имеются прямые цитаты архитектуры итальянского Возрождения, как и в отделке фасадов Грановитой палаты, построенной итальянцами Марко фрязиным и Пьетро Солари. Соблазнительно (и не без оснований) усмотреть черты архитектуры итальянского Возрождения и в великолепном памятнике древнерусского зодчества — церкви Вознесения села Коломенского. Есть основания думать, что в Коломенском трудился итальянский архитектор. Не исключено участие итальянских зодчих и в других храмовых постройках в Москве и даже вне ее; и так было в течение едва ли не всего XVI столетия. Это были, как правило, мастера из городов Северной Италии. Мы мало знаем о них, но достоверно, что они знакомились с лучшими образцами древнерусской архитектуры и работали с большим тактом, не в ущерб русской архитектурной традиции, а в ее обогащение и обновление.

В послерублевские десятилетия продолжало свой путь богатое духовным содержанием, неповторимо прекрасное изобразительное искусство. Оно было на подъеме, хотя уже искусство Дионисия предвещало и возможность перемен. М. В. Алпатов, как упоминалось, открыл для нас шедевр русского изобразительного искусства конца XV в. — икону Апокалипсис Успенского собора, сооружение которого связано с именем Аристотеля Фиораванти. История не сохранила известий о создателе иконы Апокалипсис. Художник работал в русле традиций древнерусской живописи, но творчество его имеет созвучия с «Рождеством Христовым» Ботичелли, фресками «Станцы делла Сеньятура» Рафаэля, Сикстинским плафоном Микельанджело.

В древнерусском изобразительном искусстве широко представлена книжная миниатюра. Лицевой летописный свод второй половины XVI в., включающий 16 тыс. миниатюр, может быть по праву назван художественной эпопеей. Одна из миниатюр изображает итальянских архитекторов, представляющих князю завершенную ими постройку Грановитой палаты[649]. Наиболее поражающим в миниатюрах Лицевого свода является широкое обращение их исполнителей к изображению природы. В одних случаях природные явления, как знамения, предвещают и сопровождают те или иные грозные события исторической жизни. В других миниатюристы вводят элементы пейзажа, иноща очень широко, избирая предметом изображения народные бедствия — засуху, голод, неурожаи или, напротив, радостно фиксируют годы изобилия плодов земных. Но имеются листы (и они не единичны), которые отведены единственно изображению состояний и явлений природы. О. И. Подобедова с полным основанием заключает, что «древний мастер–миниатю- рист создал первые произведения собственной пейзажной живописи»[650]. В изображении природы миниатюристом сказались его непосредственные жизненные наблюдения, переданные с подлинным поэтическим чувством. Не менее значительно в плайе изучения культурного прогресса в XV—-XVI вв. обращение миниатюристов к жанровым мотивам, к передаче сцен земледельческого, строительного труда, народной жизни, восстаний, торговли и т. п.

Новые явления и веяния, отмечающие архитектуру и изобразительное искусство в России XV‑XVI вв., в неменьшей степени сказались на древнерусской литературе. Это прежде всего выразилось в обращении ее к светским сюжетам. В репертуаре древнерусской письменности появляется серия переводных художественных произведений. Особенно важно то, что они завоевывают прочный и все более ширящийся круг читателей («Сказание об Индийском царстве», «Троянские притчи», «Александрия», «Повесть о Стефаните и Ихнилате», «История Троянской войны» итальянского поэта Гвидо де Колония и др.). Среди оригинальных произведений русской литературы XV в. выделим «Повесть о Басарге» и «Повесть о Дракуле». В первой — сын купца Басарги решает загадки отрицательного героя царя Несмеяна и лишает его трона. Торжествуют находчивость, разум, для которых ступени социальной иерархии не преграда. Эта повесть позволяет вспомнить новеллы Саккети. «Повесть о князе Дракуле» имеет варианты в европейской литературе. Здесь противостоят две трактовки: одна — немецкая, осуждающая Дракулу как «великого изверга», другая — русская и итальянская (Бонфони), одинаково оценивающая Дракулу; противопоставление жестокости — справедливости не абсолютно.